ОТЧИТЫВАЮТСЯ СПАСАТЕЛИ
СИНИЙ ПОХОД
Рыболовы любят похвастать пойманной рыбой. И никто не слышал, чтобы они хвастали выпущенной.
Понять рыболова можно, ведь он рыболов, ловец рыб. Его дело рыбу ловить.
А для тех, кто рыбу сам отпускает, у нас и названия нет. И в самом деле: рыбоотпускник, что ли?
Названия нет, а люди такие есть. И не мало. Они собирают целые экспедиции для спасения рыб.
Вот послушайте про одну.
Начальником экспедиции был учитель, членами — его ученики. Готовиться в поход начали ещё зимой. Наметили маршрут, подготовили снаряжение. Тренировались в установке палатки, в разведении костра. Одолели компас и карту, изучили определители рыб. И в августе выступили в поход.
Синий поход...
Река Кипень, по берегам которой двигалась экспедиция, разливается весной по лугам. После спада воды в низинах и ямах остаётся много крупной рыбы и рыбьих мальков. В конце лета низины и ямы пересыхают — и вся рыба гибнет. Вот её-то и отправились спасать.
И вот первый костёр, первая ночёвка в палатке.
А утром — за дело. Приготовили вёдра, бредень. Очистили мелководное озерко от травы.
Первый заброд. В сети неистово бьются сазанчики, судачки, окуни, извиваются налимы. Их пересаживают в вёдра с водой и переносят в реку. Плывите на все четыре стороны! Вечером подсчитали «добычу». Спасено от гибели 5000 сазанчиков, 12000 лещей, 1800 налимов, 1500 судаков и много окуней и карасей!
От озерка к луже, от лужи к канаве — и везде добыча. Где сетью, где руками. А то прорывали целый канальчик от озерка к речке и спускали по нему воду вместе с мальками.
Семнадцать дней в пути, семнадцать дней неожиданных встреч, открытий и приключений. Выловлено и... выпущено 1,5 миллиона рыб! И так из лета в лето.
ГОЛУБЫЕ СТОЛБЫ
Мох колыхался под ногами, как пружинный матрас. Видно было: подо мхом кругами расходились волны. Раскачивались кривые и хилые сосенки.
Когда-то тут было озеро.
Оно и сейчас тут, только сверху его затянуло мхом. Во мху там и тут дыры — «окна». И вода в этих окнах — как чёрное стекло. Подойти к окну трудно: моховая дернина прогибается и тонет...
«окна», надел на лицо маску, вдохнул через трубку воздух, и, как тюлень в прорубь, скользнул в окно вниз голрвой. День сразу сменился ночью. Я опускался в глубину, и светлое окно надо мной становилось всё уже.
Вот и дно, вязкое и холодное. Я по пояс утонул в нём, а под ногами всё ещё была какая-то жидкая каша.
Высоко над головой — чёрный моховой потолок с голубыми дырами. В каждую дыру врывается свет и, как голубой столб, упирается в дно. И кажется, что вся чёрная моховая крыша держится на этих голубых столбах.
На одном вдохе долго под водой не просидишь. Я рванулся вверх и угодил в соседнее окно. Это было даже не окно, а скорее форточка: только-только просунуть плечи и голову. Я протиснулся в неё, и лягушки, сидевшие вокруг форточки, в ужасе запрыгали в сторону от воды.
Жутко было торчать в моховой дыре, свесив ноги в чёрную глубину. Но уж очень заманчив был этот чёрный мир на голубых столбах, мир умирающего озера.
Я отдышался, опять нырнул и быстро поплыл к соседнему, самому большому окну.
Будто луч прожектора бил сверху. И в синем свете, как снежные хлопья, порхали блестящие рыбки. Я поплыл к голубому лучу и невольно протянул вперёд руку: казалось, луч можно было потрогать. И даже толкнуть.
Но рука моя провалилась в луч и тоже стала синяя. И сейчас же по всему телу забегали мурашки. Это рыбки набросились на меня, как комары, и стали щипать кожу мягкими губами. Мелкие карасики, широкие, как бронзовые пятачки, щекотали бока и ноги, но мне не смешно: ведь делали-то они это от голода!
Раньше, когда моховой потолок не закрывал неба, на воду падало много насекомых, а под воду проникало много света. На свету разрастались водоросли, среди водорослей поселялись разные червячки и личинки. Рыбы были сыты и веселы.
Сейчас только редкие насекомые попадали в узкие «окна». И только под окнами, где ещё проникал на дно свет, шевелились бледные тонкие водоросли.
Озеро умирало, и вместе с ним должны были умереть рыбы. Караси попали в ловушку. И выход остался один — «окно». Но караси не птицы, им не вылететь через окно на свободу.
Вдохнув, я нырнул опять и поплыл к соседнему «окну». Карасики потянулись за мной и всё хватали и щипали меня холодными жадными губами.
Под соседним окном ворочались в грязи два больших карася. Завидя меня, они подплыли к самому моему лицу и уставились круглыми золотыми глазами. Толстые губы их шевелились: рыбы не то что-то пережёвывали, не то что-то шептали.
Стало не по себе: всё казалось, что рыбы пытаются рассказать мне о своей страшной судьбе и, может, даже просят о помощи. ..
Но чем я мог им помочь?
Мне не под силу соединить умирающее озеро с речкой или с другими озёрами. Моховой потолок не взломаешь и окна не сделаешь шире.
Скоро толстые голубые столбы, на которых ещё держится этот тёмный мир, превратятся в тонкие-тонкие лучики.
И жизнь озера повиснет на этих голубых волосках.
Тогда придёт самое страшное: большие рыбы начнут поедать своих же детей.
Мне стало так жутко в глубине, что я скорей взглянул вверх, где светилось широкое светлое окно.
Это дикая утка полощется в воде. Красные лапки машут, как два красных платочка: до свиданья, до свиданья, до свиданья!
«Ишь, какая ты быстрая! — думаю. — Вот схвачу сейчас за лапу, и будет не до свиданья, а здравствуйте!»
Я протянул руку к утке и остановился: утиное брюшко и лапки были облеплены карасёвой икрой!
Вот где спасение!
Утка эта перелетит на другое озеро и в нём посеет карасёвую икру! Караси не исчезнут бесследно, как озеро. Они разведутся во всех соседних водоёмах. И спасёт их вот эта плосконосая утка!
Не стал я хватать утку за лапки. Я с шумом вынырнул рядом; утка в ужасе крякнула, хлестнула по щекам жёсткими крыльями и унеслась.
И лучшего я ничего не мог придумать.
РАССКАЗЫВАЮТ ЮНЫЕ ИХТИОЛОГИ
ЧТОБ КАРАСЬ НЕ ДРЕМАЛ
Посадили рыбоводы щуку в пруд с рыбой. Все так и ахнули: пустили козла в огород!
— Ничего! — сказали рыбоводы. — На то и щука в море, чтоб карась не дремал!
— Всё опыты да эксперименты! — не унимались зеваки. — Поглядим, кого осенью будете считать!
Лето прошло. Пришла осень. Стали считать.
Рыба в пруду отборная, упитанная, тяжёлая — одна к одной. И карпы, и сазаны, и караси. И щука тут —тоже пузо наела.
Дивится народ. А рыбоводы посмеиваются.
Они-то знают, что щука всё лето на них работала.
Мелкую сорную рыбёшку вылавливала и тем корм для хорошей рыбы сохраняла — это раз.
Больных рыбок глотала и тем здоровых от болезней берегла — это два.
Отяжелевших, матёрых гоняла, чтоб аппетит не теряли — это три.
Что людям и надо.
Выходит, не так уж страшна щука, как её размалевали.
РАССКАЗЫВАЮТ ПОДВОДНЫЕ ЭНТОМОЛОГИ
СПАСАЙТЕСЬ, КТО МОЖЕТ!
Пора — хуже некуда. Лужа мелеет, вода теплеет, дышать трудно. Тесно и голодно.
А в луже улитки, водяные жуки и клопы.
И всем воду подавай — чистую и прохладную. А где её взять, когда погода стоит отвратительная — сухая и солнечная. Не идёт золотое времечко, с ветром и дождиком! Ждут его не дождутся.
А солнце печёт, лужа мелеет, вода теплеет. Осталось от лужи мокрое пятнышко да посредине грязцы шлепок. А кто в луже жил, — никого не осталось.
Улитки: прудовики, катушки, горошинки, чашечки — в грязь зарылись.
Жуки: плавунцы, водолюбы, вертячки —в другие пруды улетели.
Клопы: гладыши, гребляки, водомерки и — «скорпионы»—тоже улетели. Был один тритон — и тот в мох уполз. Так все и спаслись.
СООБЩАЮТ ПАТРУЛИ ПОДВОДНОГО ЗАПОВЕДНИКА
РАБОТА ПОД ВОДОЙ
Полдня сколачивал кормовой столик для рыб; пальцы набил, наколол и порезал. Наконец-то все труды позади! Пустяки остались: укрепить столик на дне. Утоплю — и вся недолга!
в воду и потянул стол вниз. А он потащил меня наверх!
Тогда я надышался в запас, зажал в ногах камень и вместе со столом опустился на дно. Там подсунул под себя доску, сел на неё и взялся за гвозди и молоток. Бью молотком по гвоздю, но попадаю, конечно, по пальцу. Волосы мои становятся дыбом: не от боли, не от страха — просто волосам под водой так положено. Кровь из пальца клубится как дым и... поднимается вверх! Отброшенный деревянный молоток тоже улетает вверх. Пытаюсь схватить молоток, чуть приподнимаюсь — доска из-под меня выскальзывает, как живая, и возносится в небо. Хочу ругнуться — полный рот воды!
Зачесался нос — под маской не почешешь. Снова берусь за дело, хочу поплевать на руки — под водой не поплюёшь!
Муть, как клубы пыли, ползёт в глаза. По привычке жмурюсь — зачем это под маской-то? — и выпускаю стол. Стол тоже возносится вверх! Хватаюсь руками за камень — и сейчас же меня ставит на попа! Отпускаю камень — и тотчас взлетаю в небо ногами вперёд!
Потом всё начинается сначала.
И то был рад!
ДОННЫЙ УТИЛЬ
Есть у нас на задворках, за мастерскими, не то озеро, не то пруд. Вода в нём светлая и купаться было бы хорошо, да столько на дне разного хлама, что вечно у всех ноги в порезах и ссадинах. А когда мы посмотрели на дно через маску, — ну настоящая свалка!
И чего там только нет. Мотки колючей проволоки, банки, бидоны, железные штыри и прутья, зазубренные топоры, гири. Есть, правда, и стоящие вещи: обрезки белой жести — блесенки можно наделать, гайки — для грузил подойдут, медные трубки — для составных удочек.
Сперва выбрали всё нужное. И так разохотились, что начали просто так, для интереса, нырять и всякие железяки доставать. Целую кучу на берегу набросали.
И тут будто кто под ребро толкнул: так это же железный лом! Пригодится для сдачи.
И опять давай нырять; всё до железки вытащили.
Так мы пруд от хлама очистили, в нём теперь и купаться можно. А может, и рыба заведётся!
ШЁПОТ РЫБ
Когда первый раз заглянешь под воду, то хочется только смотреть и смотреть. Но оглядишься — и уже хочется вмешиваться в жизнь подводного мира: хочется рисовать, фотографировать, охотиться. Но больше всего хочется узнавать. К тебе подплывают рыбы, рты их открываются и закрываются, будто они что-то шепчут...
Чтобы приучить к себе рыб и понять их язык, я устроил под водой сад. Я опустил на дно ёлочки и укрепил их большими камнями.
Расчистил песчаные аллейки и обсадил их водорослями. Под водорослями разложил большие раковины.
На песчаной полянке я вбил кол и к колу прикрепил полочку. На полочку сыплю пареное зерно и крупу, кладу червяков и кузнечиков. Это кормовая полочка, совсем такая, как и для птиц. И, словно птицы, на полочку слетаются яркие рыбы: окуньки, плотвички, уклейки. Начинается возня, суматоха, догонялки и отнималки. Точь-в-точь как и у птиц. Только не слышно птичьего чириканья и писка. И не потому, что чириканья и писка нет: крику даже больше, чем у птиц. Но человеческое ухо так устроено, что не может слышать рыбьего голоса. Для этого нужно иметь особый, сложный прибор.
У меня не было такого прибора, и я не слышал, что говорят рыбы. Но, кроме хитрых приборов, есть на свете простой, но верный способ услышать бессловесных животных. И не только услышать, но и понять, что они говорят. Для этого нужно очень их полюбить... .
Мне очень понравились живые рыбы, и потому, наверное, я понял, что они хотели мне сказать.
Рыбы оказались большими хвастунишками! Они хвастали, что люди об их жизни знают совсем мало: куда меньше, чем о жизни зверюшек и птиц. Что вот только теперь, когда даже ребята смогут пользоваться водолазной маской и наблюдать рыб под водой, они расскажут людям кое-что интересное.
Рыбы говорили, что если они покинут озёра и реки, то ребятам придётся выбросить свои удочки. А озёра и реки станут пустынны и неинтересны, как леса, из которых улетели птицы.
Рыбы жаловались. Они жаловались на жадных рыбаков, которые вылавливают их сетью с мелкой ячейкой. В такой сети запутываются даже мальки, не успевшие пожить и нагулять рыбьего жирку. Они жаловались на бесхозяйственных людей, которые сваливают в озёра и реки всякий хлам и спускают туда загрязнённую воду. От этого гибнут все рыбы, старые и малые. Щуки и форели жаловались на охотников, которые стреляют в них из ружей во время нереста.
Рыбы просили ребят расчищать стоки в озёрах, а то от застоя в них начинает портиться вода.
Жители мелких озёр очень просили пробивать зимой лунки во льду — чтобы не задохнуться.
— все в один голос! — не покидать водоёмов и веселее клевать летом на ребячьи удочки. Даже если приманка на крючке будет невкусная, а поплавок будет такой огромный, что его и под воду-то нелегко окунуть.
Это уже известно: там, где рыба хорошо живёт, всегда веселее клёв!
Вот сколько дел тем, кто захочет не только рыб ловить, но и помочь им.
ГОВОРЯТ «ГОЛУБЫЕ МАСКИ»
НАШИ ГОЛУБЫЕ ДНИ
ДЕНЬ ИНТЕРЕСНОЙ НАХОДКИ
Каких только вещей не находишь на дне! Но сегодня находка особая — блесна из серьги! В этом озере, закоряженном и заросшем, рыболовы порвали не одну снасть. За три лета собрал я большую коллекцию блесен. Блесны разных сортов: «Байкал», «Орено», «Девон», «Комо», «Нева», «Канада», «Змейка», «Двухлистка» и «Ласточкин хвост». Металлические и деревянные. Белые, жёлтые, красные. Цепляющиеся и незацепляющиеся.
Когда запасы блесен иссякли, рыболовы начинали мудрить. Есть в моей коллекции блесны, сделанные из сломанной ложки, медного пятачка, лезвия бритвы. Блесна из ракушки-беззубки, из «французского» ключа, перочинного ножика, осколка зеркала, крышки часов, брошки, пуговицы, медальона и «открывалки» бутылок с минеральной водой!
5 июля.
День удачного подводного снимка, конечно же, праздничный день. Прошлым летом я отпраздновал день, в который удалось снять щуку с плотвицей в зубах. А сегодня я снял, как зевал... бычок!
Бычок стоял среди камней, я висел над ним. И вдруг бычок потянулся, прогнулся в спине — хвостик у него от напряжения задрожал. Задрав щекастую мордочку, роток разинул буковкой «о» и сладко этак зевнул! Зевнул, губами пошамкал. Потом поёрзал на пузе и уютно зарылся в песок по глаза. И притих.
Так и вышел на снимке: сладко потягивается и зевает.
6 июля.
Я так радовался снимку бычка, что сразу и не сообразил, что сделал открытие! Ведь бычков-то в озере Городно никто до меня никогда не встречал! Ни на удочки он не клевал, ни в сети не попадался. Вот ведь как может быть: десятки лет ловят в озере рыбу, а бычка никто и в глаза не видал!
Увидел я его вчера, а открыл только сегодня. И праздновать буду сегодня. Потому что увидеть и открыть — это совсем не одно и то же. Сколько людей видели, как падает на землю яблоко. Но только один Ньютон, глядя на яблоко, сделал открытие.
А бычков-то в озере много! Сидят чуть не под каждой затонувшей доской и палкой. Вот так всегда: трудно увидеть в первый раз, а потом пойдёт!
21 июля.
Ещё бы не редкой — в одном из озёр встретил красного окуня! Добыть не удалось, но я его видел своими глазами, совсем близко — рукой достать! Окунь как окунь: и с колючками, и полосатый, но не зелёный, а красный! Так перед глазами и стоит — диковинная «золотая» рыбка.
Окунь ушёл. Я долго никак не мог успокоиться. И это безымянное лесное озеро назвал озером Красного Окуня. Получилось очень уж пышно, и я переделал на Красноокунёвое озеро. Так привычней и быстрей приживётся. А то сколько ещё безымянных-то озёр в наших лесах!
«НАПЛАВОМ»
Вода — как бутылочное стекло. В толще её, затуманенной солнцем, угадываются тени тяжёлых рыб. Они медленно поднимаются из глубины к подводному небу, как серые аэростаты.
водой, и рыбы утонут, растворятся в бутылочной воде, будто их утянут в глубину за верёвочки.
Тут лучше охотиться наплавом.
Это очень похоже на приём рыболовов, который они называют «в проводку».
Делается это так.
По берегу — но стороной, за кустами, невидимо! — нужно подняться выше «загорающих» язей (язи чаще других так «загорают») метров на двадцать. Осторожно войти в воду, лечь на бегущую струю, и пусть она понесёт вас. Не тревожьте воду ни рукой, ни ногой. А метров за 10—15 от рыб медленно и неслышно уйдите в глубину, но так, чтоб виден был водяной потолок.
«небе» серые «аэростаты»,— круто взмывайте им под брюхо и ловите в рамку видоискателя.
«Наплавом» охотятся на язей, голавлей, на форелей. На всех рыб, которые любят стаями стоять на течении у самой поверхности воды.
СПОСОБ «ВОДЯНОГО ЗМЕЯ»
Водяной змей похож на всем известного воздушного змея. Только запускается он не в воздух, не по ветру, а на воде, по течению. С воздушным змеем играют ребята, с водяным — рыболовы рыбу ловят.
Подводник сам себе водяной змей. На быстром течении — посредине реки, у плотин, водопадов — подводный фотоохотник укрепляет шнур. Надёжно привязывает его к опоре моста, к камню, торчащему из воды, к коряге, замытой песком. А сам, скользя рукой по шнуру, «летит» вниз по течению. На конце шнура — деревянная поперечина. Держась за неё, охотник повисает над дном; под ним бушует вода, бьются, как на сильном ветру, донные водоросли и не спеша проходят против течения рыбы. Можно, подруливая ластами, «покачиваться» на шнуре от берега к берегу — как маятник. Можно подтягиваться то выше, то ниже по течению. Фотоохота тут интересная, но под силу только умелому пловцу и «стрелку»! Плавать надо как выдра и уметь снимать одной рукой и «навскидку».
Смешно смотреть на плывущего человека снизу. Висит он на водяном небе, как каракатица. Кривляется, нелепо загребает руками и ногами. А головы у него нет, а вокруг обрубка шеи — ожерелье из жемчужных пузырьков!
Плывёт на ощупь, как слепой. Глубина под ним или мель, бугры или равнина — ему всё равно.
Иное дело — подводник: этому не всё равно,какое под ним дно. Как охотнику: одно дело — поле, другое дело — болото, так и ему: галька не песок, а песок не ил. В камнях одна рыба, в иле — другая. На мели мелочь, а в ямах...
Ямы — дело особое. Яму с берега видно. И называют её тогда омут. Охотиться на ямах лучше вдвоём: один ныряет, второй страхует.
— как ослизлые поленья. Чёрные сомы, похожие на водяных. Головастые голавли, краснопёрые краснопёрки.
Наплывёшь на яму, — не торопись. Сперва осмотри всё вокруг: должен-то ты не только нырнуть, но и вынырнуть...
Теперь надышись в запас — и пошёл. Если в ушах заноет и запищит, дальше не лезь. А если всё будет нормально, то может получиться так, как случилось раз у меня.
Я нырнул и попал в стаю... взбесившихся тарелок! Плоские, широченные лещи в панике заметались вокруг. Закаруселила рыбья метель, вихри воды заскользили по телу, волосы замотались, как на ветру. Выпяченные от страха рыбьи губы, круглые глаза, бешено виляющие хвосты. Ил вздыбился грозовыми тучами, и в них, как молния, сверкали рыбьи бока!
Я рванулся из ямы: не вдогон за лещами, а наверх — за воздухом. И уж наверху вздохнул облегчённо и... горько. Хорошие были лещи, да теперь их ищи-свищи!
«НА ХЛОПОК»
Ранним утром или вечером, когда над водой тишина, когда самый слабый звук далеко слышен, стукните громко ладонью по воде. Сейчас же там или тут вскипит вода, будто дождь по ней полоснёт! Это взыграет стайка пугливых мальков. Запомните это место: где мальки, там часто и крупные рыбы.
Можно «вспрыски» мальков видеть и с берега. Скачут — значит, за ними кто-то крупный охотится.
Чайки с криками кружат у тростников — значит, заметили скопление рыбы. Тут и там по воде усики и кружки — окуни поверху ходят, или хватают подёнок язи.
Много есть примет. Но ещё больше надо их узнать.
Много фотоохотников охотятся в Чёрном море.
Страшных рыб в Чёрном море нет. Иногда заплывает опасная меч-рыба, но к берегам она не подходит. А черноморская акула — катран — для человека безопасна. Неприятности может доставить медуза-пилема: она обжигает, как крапива.
Но живут в Чёрном море ядовитые рыбы.
Скат-хвостокол. Длиной до метра, живёт на дне. На хвосте — зазубренный ядовитый костяной кинжал. Владеет им хвостокол очень ловко, особенно когда на него случайно наступят.
Скорпена. Тоже небольшая донная рыбка. Ядовиты колючки плавников. Может поранить, если неосторожно снимать с крючка или вынимать из сети. Или когда случайно наступишь на неё в воде голой ногой.